08 АпрПОЦЕЛУЙ ИДАЛИИ


статья опубликована http://www.vokrugsveta.ru/vs/article/3880/

Авторский вариант:

В 1888 году, за два года до смерти Идалии Полетики, в Одессу приезжал П.И.Бартенев, первый биограф Пушкина. От встречи с ним Полетика отказалась, но намерение высказала. Она собирается поехать и плюнуть на воздвигаемый в городе памятник Поэту!

Удивленный Бартенев оставил об этом запись в дневнике. И с этого момента во всех версиях и гипотезах о гибели Пушкина рядом с именами д’Антеса и Геккерна всегда стоит еще одно имя. Женское.

Незаконнорожденная дочь, состоявших в браке родителей. Ее отец — прототип байроновского Дон-Жуана, могущественный граф Г.А.Строганов. Мать — французская графиня. Наталье Николаевне Пушкиной Идалия — троюродная сестра.

В ее квартире встретились однажды жена поэта и д’Антес.

Пушкина Полетика ненавидела до конца своих дней. И до конца своих дней, возможно, любила… д’Антеса.

Мы любим слушать иногда

Страстей чужих язык мятежный…

«Евгений Онегин» II, XVIII

Все пойдет не так… С самого рождения. Дочери влиятельнейшего графа Строганова, обер-шенка двора, «фаворита и покровителя» императрицы, уготована особая роль. Еженедельные приглашения в Аничков дворец. В белую гостиную! Не более ста персон… Внимание и кокетство императора, «маленькие вечера» у императрицы…

Но во времена царствования Николая I на незаконнорожденных детей смотрят косо. И Идалию Полетику на придворные балы приглашают одну из последних, хотя родители ее живут в законном и счастливом браке.

Двадцать лет об этой страсти говорила Европа… С 1805 года граф — дипломат. Испания, Швеция, Турция… Он творил Историю. И во дворцах. И в гостиных. О нем слагали не легенды. Эпосы! И Байрон увековечил его в «Дон-Жуане».

«Граф Строганов к любви моей взывал», восклицает донна Юлия! Но современники узнают графа и в образе самого Дон-Жуана.

Во Францию он прибыл в отпуск. И… исчез. Не вернулся к положенному сроку. Развеялась, словно мираж, страна менестрелей и трубадуров. Возник перед ним манящий древний Идалион, обитель вечно юной богини. И улыбнулась Идалия-Афродита… Потрясающая красавица, жена камергера королевы Марии I. Графиня Жюли д’Эга. Скупы портреты. Прячется за статикой черт лица огненный темперамент португалки, сводившей с ума современников… Графиня — одна из образованейших женщин Старого Света. Ее мать, бабка Идалии, поэтесса. Шесть томов сочинений, неотъемлемая часть библиотек просвещенных людей Европы.

У графини темное прошлое. В парижском свете ходили слухи, что она любовница французского генерала Жюно. И, возможно, его шпионка.

Но какое Строганову до этого дело!

И графиня, бросив мужа, уехала с ним. В Россию. Они обвенчаются лишь в 1826 году после смерти супруги Строганова. Дочь Идалия, урожденная Обертей, родилась задолго до брака.

Ужели не простите ей вы легкомыслия страстей

«Е.О.» III, XXV

Она увидит Россию в 13 лет. Или в 16. Теперь уже никто не узнает, когда она родилась. Год ее рождения затерялся где-то между 1807-м и 1810-м. Через несколько лет после ее смерти, сводный брат, бывший министр внутрених дел Александр Григорьевич Строганов прикажет утопить в море семейный архив…

Как жила внебрачная дочь, кто воспитывал девочку — неизвестно. Маркиза д’Альмейда, бабушка-поэтесса, уйдет из жизни только в 1839-м году. Вполне возможно, что взросление внучки не обошлось без ее участия.

Теперь семья, наконец, воссоединилась. Но ничего не изменилось в жизни Идалии. В родном доме у нее незавидное положение — воспитанница. Иначе нельзя. И вместо теплых «papa» и «maman» она, по-прежнему, называет родителей «господин граф», «мадам»… Ее права узаконит только собственный брак. И с 1829 года она — жена Александра Михайловича Полетики, будущего кавалергардского полковника. Не слишком богатого. И не слишком блестящего…

Но очень удобного. Утром — он в казармах. Вечером — за столами под зеленым сукном. И даже подчиненные называют своего командира «божья коровка». Ее злой язычок! Образцом глупости и покорности наречет его насмешливый свет. Но, по-видимому, он искренне любил свою взбаломошную, неистовую Идалию.

А Идалия любила… кавалергардов. Предметы ее бурных страстей меняются постоянно. И по части плетения интриг ей нет равных. Но вся ее жизнь пройдет в паническом страхе за репутацию. При малейшем скандале влиятельное семейство может изменить отношение к ней. Исчезнет дочь могущественного графа. Останется жена полковника…

Начало 30-х А.М.Полетика проведет в Польском походе. Тяжелые времена. В России свирепствует холера. Имение разорено. Ему пришлось «живиться за счет Шереметьева». Дошло до того, что он променял свою походную кровать на постоянные завтраки.

В 1833-м болезнь унесет первенца, трехлетнюю Юленьку. В 1835-м родится Александр. А маленькой Лизе в этом году — три…

Идалия вновь увлечена. Подошла очередь Ланского. Того самого, который потом женится на вдове Пушкина. Сменит, как шутили в обществе, «политику на поэзию».

А между тем к мужу Полетики, в самый блистательный кавалергардский полк Ее Величества, уже зачислен Жорж д’Антес. И не заметить молодого француза невозможно…

Не в первый раз он тут явил души прямое превосходство

«Е.О.» IV, XVIII

В разборчивом петербургском обществе редкие вечера обходятся без Жоржа д’Антеса! Молодые военные хохочут над его грубоватыми шутками. Признанные красавицы польщены изысканными комплиментами. Матроны и тетушки рады обсудить с ним светские новости. А с важными сановниками он уважителен и серьезен. Но настоящая его стихия — танцы! И партнершей в полонезах и котильонах становится любая. Он неистово кружит в своих объятиях и престарелую жену героя войны. И неумелую скромницу. И светскую львицу. И покидает танцевальную залу только с последними аккордами…

Но совсем недавно в жизни д’Антеса все было по-другому.

Во время июльской революции во Франции в 30-м году он в рядах повстанцев защищал Карла X. И, отказавшись служить Июльской монархии, по собственому желанию покинул элитную военную школу Сен-Сир, куда поступил всего лишь год назад, четвертым учеником из 180-ти.

В Россию он отправился за славой. Но по дороге чуть не умер от воспаления легких в одном из немецких трактиров. На его счастье в той же гостинице остановился голландский дипломат Луи Борхард де Геккерн.

И жизнь стала налаживаться…

Не успел д’Антес осенью 1833 года сойти с корабля «Николай I», как тотчас был замечен императрицей. И пока осторожный Геккерн присматривается к французу, Ее Величество щедро финансирует потомка обедневших эльзасских баронов из «собственой шкатулки».

В январе 1834-го он — корнет. Практически без экзаменов. А через два года — поручик. Вне очереди. И его друзья-однополчане — сыновья самых родовитых вельмож.

У кавалергардов царит веселье. «В нашем полку новое приключение, — пишет д’Антес Геккерну. Барон в этом время в Европе, занимается усыновлением Жоржа. — На днях Сергей Трубецкой с двумя моими товарищами принялись разбивать фасады домов… А во время представления в Александрийском театре, из ложи, где были офицеры нашего полка, бросили в актрису набитый бумажками кондом… Эти бедняги разрушают свою карьеру, и все из-за шуток, которые ни смешны, ни умны, да и сама игра не стоит свеч».

У д’Антеса своя игра. Карьера. Правда, молодому человеку не совсем понятна причина внезапной отцовской любви 43-летнего барона. «В наше время, — осторожно недоумевает Жорж, — трудно найти чужестранца, который готов отдать свое имя, свое состояние, а взамен просит лишь дружбу…» Но цели Геккерна не понимают ни в России, ни в Голландии, ни во Франции. И не поймут никогда. «Голубая» версия сомнительна и, практически, ничего не объясняет.

Предмет и мыслей, и пера, и слез, и рифм et cetera

«Е.О.» III, II

Мир взорвется в 1836-м!

В январе этого года барон Геккерн получит от своего приемного сына письмо: «Я влюблен, как безумный… имени ее тебе не называю, потому что письмо может не дойти, но припомни самое очаровательное создание в Петербурге, и ты сразу поймешь, кто это. А всего ужаснее в моем положении, что она тоже меня любит, видеться же нам до сих пор невозможно, ибо ее муж безобразно ревнив…»

Спустя век это письмо, появившись в печати, приговорит Наталию Николаевну. Все, о чем раньше исследователи только догадывались, — подтвердилось. Жена Пушкина любила другого человека… Убийцу своего мужа!

Но на придворных балах в том январе блистало множество «очаровательных созданий». Не менее привлекательных, чем беременная «мадам Поэтша».

Наталья Николаевна в конце мая родит дочь. Беременность проходила тяжело, с явлениями токсикоза. На дворцовых приемах по записям камер-фурьерского журнала с ноября 1835-го по июнь 1836-го «камер-юнкер Пушкин с супругой, урожденной Гончаровой» присутствуют только два раза. В ноябре и в декабре.

«Послезавтра у нас большая карусель, — пишет в декабре Александрина Гончарова брату, — молодые люди самые модные и молодые особы самые красивые и очаровательные. Хочешь знать кто?… Прежде всего твои две прекрасные сестрицы, потому что третья… кое-как ковыляет».

Вторая половина беременности не принесла Наталии Николаевне облегчения. Токсикоз из начальной стадии перешел в позднюю. К недомоганиям добавились головная боль и «водянка беременных», сопровождаемая отеком ног. В наше время женщин с подобными симптомами лечат в стационаре в отделении патологии.

Именно тогда и начинается «роман» века. «… Я влюбен, как безумный… она тоже меня любит…»

Спустя несколько месяцев д’Антес будет «афишировать» свою страсть, «балагурить», «разыгрывать спектакль». Но в начале 36-го он старательно оберегает репутацию своей избранницы. И тщательно зашифровывает в письме к «отцу» ее имя.

«… Не беспокойся, тайна эта известна только мне и ей (у нее та же фамилия, что у той дамы, которая писала тебе по поводу меня, что ей очень жаль, но мор и голод разорили ее деревни); теперь ты понимаешь, что от такой женщины можно потерять голову».

Уточнений не понадобится. Геккерн сразу понял, что речь идет о даме, с которой он знаком настолько близко, что просил займа. А она отказала, потому что холера разорила ее имения.

Понял и испугался. Потому что Д’Антес был влюблен не в беременную жену камер-юнкера Пушкина, а в другую женщину! Гораздо более влиятельную и светскую…

Современники считали ее красавицей. Но свидетельств до обидного мало. Как-то вскользь замечают очевидцы, что красота ее не уступала прелести Наталии Николаевны. И если одна сестра была «от неба», то другая, скорее всего, от огня.

Только в 1966-м году в Париже нашелся ее портрет кисти знаменитого П.Ф.Соколова. «… От такой женщины можно потерять голову…»

Подобного чувства 24-летний Жорж еще не испытывал. У него были женщины. Об одной из них он писал Геккерну:. Называл «Супругой». Предполагают, что за этим скрывалась княгиня Бобринская, ближайшая подруга императрицы. Но это не страсть. Банальная связь.

Сейчас даже вожделенная карьера отошла на задний план. «Я только что произведен в поручики…» — это вторая часть письма.

Первая — «…я люблю ее больше, чем две недели назад! Право, мой дорогой, это idée fixe, она со мной во сне и наяву… Я достиг того, что могу бывать в ее доме, но видеться наедине почти невозможно…»

В феврале роман переходит в другую стадию. «В последний раз у нас состоялось объяснение. … невозможно вести себя с большим тактом, изяществом и умом, чем она при этом разговоре. … А как сказала: «я люблю вас, как никогда не любила, но не просите большего, чем мое сердце, все остальное мне не принадлежит, а я могу быть счастлива, только исполняя свои обязанности. Пощадите же меня и любите всегда так, как теперь, моя любовь будет вам наградой», — и с этого дня моя любовь к ней стала еще сильнее».

Но у «дорогого друга», барона Геккерна, свое мнение. На недавние отношения «сына» с «Супругой» он никак не реагировал. Новое же увлечение д’Антеса барону совсем не нравится. Эта внезапная страсть — безрассудство. И три месяца барон старается вразумить Жоржа. Не знает голландский дипломат, как отнесется к безумной любви его «сына» ближайшая к престолу фигура, блюститель кодекса дворянской чести — отец избранницы. Положение его незаконнорожденной дочери и без того затруднительно…

Страдает д’Антес. Пытается пожертвовать этой женщиной ради «отца», барона Геккерна…

И тут, словно в подтверждение всем предсказаниям посла, скандал. Слух о нем долетел аж до Москвы. Там, в мае 36-го Пушкин работает над вторым томом «Современника» и часто пишет жене. «Что Москва говорит о Петербурге, так это умора. Например, есть у вас некто Савельев, кавалергард, молодой человек, влюблен в Идалию Полетику, и дал за нее пощечину Грюнвальду. Савельев на днях будет расстрелян. Вообрази, как жалка Идалия!»

На самом деле все было хуже.

Поручик П.Я.Савельев накинул на шею командира кавалергардского полка «снурок от пистолета». И затянул. Неосторожная шутка о Полетике чуть не стоила генералу-майору Р.Е. Грюнвальду жизни.

Савельева переведут в армию и сошлют на Кавказ. Но для Полетики второй подобный инцидент мог бы стать роковым…

Но этой страсти и случайно еще никто не открывал

«Е.О.» V, XVII

О тайном романе не знает никто. Соблюдены все приличия большого света. Идалия принимает д’Антеса у себя дома среди привычного круга друзей. И у троюродных сестер, в доме Пушкина. Блестящий кавалергард там на правах жениха для засидевшихся в девицах Екатерины и Александрины. Но ни они, ни Наталья Николаевна не соперницы Идалии. Она часто ездит в их дом. Сестры любят Полетику. Светскую львицу, образец для подражания. И даже Александр Сергеевич симпатизирует остроумной рыжеволосой красавице. «Идалии скажи, — шутит он, — что за ее поцалуем приеду лично, а что-де на почте не принимают»…

Сценарий прост и банален. Водевиль. Обычная для того времени светская история. «Опасные связи» де Лакло недавно прочитаны. Лермонтов пишет «Княгиню Лиговскую»…

Догадаются позже. И очень немногие. Например, А.О.Смирнова-Россет. «Д’Антес никогда не был влюблен в Натали; он находил ее глупой и скучной; он был влюблен в Идалию, и встречались они у Натали…».

С августа по октябрь разыгрывается этот спектакль. Выбор героини безупречен. Безопаснее bean-aimè придумать невозможно. «Ее лучезарная красота рядом с этим магическим именем всем кружила головы, — признавался современник. — не было ни одного юноши в Петербурге, который бы тайно не вздыхал по Пушкиной».

И о «романе» «интересного д’Антеса» с «прекрасной Психеей» уже поговаривают в свете…

Искрятся, как янтарное вино в хрустальном бокале, звуки мазурки. Кружатся пары. Мелькает белокурая голова д’Антеса рядом с темными локонами Натали. Смеются оба. Какими счастливыми кажутся они! Но… едва заметный поворот головы. И… улыбка навстречу. Пролетела в объятиях своего партнера рыжеволосая красавица… Случайное прикосновение, ожидающий взгляд, мимолетная фраза — вестница свидания…

Так могло продолжаться долгие годы. Или закончиться в любой момент. Само по себе.

Пушкин не был ревнивым. И над поклонниками жены обычно подсмеивался. Д’Антес, хоть и ухаживал за ней в числе многих, приличий не нарушал. Наталия Николаевна, по сути своей, была полной противоположностью темпераментной Идалии. И любила мужа. А Полетика всего лишь скрывала недозволенную связь. Как многие. Несмотря на внешнюю строгость николаевского двора, нравы были отнюдь не пуританские.

Но в незамысловатый сюжетец, придуманный Идалией, неожиданно вмешался Гений…

Но всех в гостиной занимает такой бессвязный, пошлый вздор

«Е.О.» VI, XLIII

10 января 1837 года в Исаакиевском соборе состоялось венчание барона Георг Карла Геккерна и фрейлины Ее императорского Величества, девицы, Екатерины Гончаровой.

«Престранным» и «невероятным» назовут этот брак. И в первую очередь потому, что всеобщий любимец, блестящий красавец-кавалергард Жорж д’Антес «женится на старшей Гончаровой, некрасивой… и бедной сестре… поэтической красавицы, жены Пушкина».

Недоумевают и те, кто почти ежедневно принимал будущих супругов в своем доме. «Кто же станет смотреть на посредственную живопись, когда рядом мадонна Рафаэля, а вот нашелся, оказывается, охотник до подобной живописи — может быть потому, что ее дешевле приобрести». Догадкам нет числа…

Блестят «всевидящие лорнеты». Будоражит заснеженный Петербург тайна. Не умолкают голоса даже в вихрях мазурки. Зимний сезон в разгаре… Дворянское собрание, вечера у Вяземских и Люцероде, большой бал у Фикельмон, у Воронцовых-Дашковых, и снова Вяземские… Иногда появляются Их Величества…

Императрице около сорока… «И при свечах на бале, танцуя, она еще затмевает первых красавиц».

Александра Федоровна ведет беседы о Шиллере и Гете, но запоем читает французские романы. Ей нравится строгость придворных балов, и она без ума от маскарадов. На одном из них проказник д’Антес шепнул ей «bonjour ma gentille» — здравствуй, моя прелестница.

Каждый по своему справляется со скукой — императрица постоянно влюблена. Елагинский остров… Салазки, игра в снежки… «мои казаки вносят меня на гору»…Обеды, танцы… Вальсируя, она теряет подвязку…

Дневник пестрит именами. Бетанкур, Куракин, Скарятин… д’Антес. Ее кавалергарды. Ее полк. Ее веселая банда.

Все ее мысли заняты романами. Своими и чужими. И ничто так не занимает Александру Федоровну этой зимой, как ухаживания д’Антеса за «мадам Поэтшей» и его загадочная свадьба. И никто не знает больше, чем ближайшая подруга новобрачных и семей Пушкиных и Геккернов!

Идалия Полетика везде. В доме невесты. На церемонии венчания. На свадебном завтраке в голландском посольстве. На праздничном обеде у Строгановых. Желаный гость на любом балу… Никогда раньше свет не интересовался ею так самозабвенно!

И развернулся перед замершими от любопытства зрителями очередной акт ее пьесы.

«Если можно было бы соединить госпожу Пушкину с д’Антесом, какая прелестная вышла бы пара» — перешептываются в свете. Их имена уже неотделимы… Остальное додумается. И ревнивый, как дьявол, Пушкин — Quel monster! И возможный адюльтер. И романтический ореол вокруг «интересного д’Антеса», пожертвовавшего собой ради спасения «возлюбленной». Образованное общество зачитывается романами Стендаля и Бальзака…

Так нас природа сотворила к противоречию склонна

«Е.О.» V, VII

Распахнуты двери дома на Мойке. Каждую минуту заходят люди… Им нет числа…

Одним из первых приходит граф Строганов с женой.

Вчера до полуночи граф был в другом доме, у Геккернов. Сочувствовал барону, жалел д’Антеса. Днем раньше Геккерн показал ему письмо от Пушкина. Оскорбительное. Мнение Строганова — мнение света. Его вердикт — дуэль. И прогремел выстрел…

Дни напролет дежурит около умирающего Пушкина графиня Строганова. Ничто не укрывается от ее глаз. Жуковский выносит какие-то бумаги? Донос! Василию Андреевичу приходится оправдываться.

Волнуется влиятельное семейство. Слишком близко оказалось оно к трагедии. «Я больна от страха» — пишет д’Антесу Полетика.

И мечется по Петербургу обер-шенк двора. Собирает слухи.

Автор пресловутых анонимных писем так и не найден. Не шутка ли это его добрачной дочери? Не ее ли кавалергарды приложили к пасквилю руку?

В ее доме было свидание Наталии Николаевны с д’Антесом. Наедине! Не это ли повод или причина дуэли?

В те дни о свидании молчат. Хотя многие знают: Пушкины, Геккерны, Строгановы, Вяземские… Нет этой версии у очевидцев.

О тайной встрече станет известно лишь к концу века по двум источникам. Один сомнительный — воспоминания дочери Наталии Николаевны и Ланского. Другой неясный — свидетельство В.Ф. Вяземской, записанное Бартеневым. «Д’Антес был частым гостем Полетики, и однажды виделся там с Наталией Николаевной, которая приехала оттуда вся впопыхах и с негодованием рассказала, как ей удалось избегнуть настойчивого преследования д’Антеса».

И через десятилетия не связала Вяземская свидание и дуэль.

Других явных доказательств преследования Наталии Николаевны д’Антесом нет. «Поведение вашего сына… не выходило из границ светских приличий» — первый вариант письма Пушкина к Геккерну. Весь компромат на молодого барона написан уже после дуэли. Общество словно прозревает. Вспоминают пылкие взгляды, частые танцы, тосты, неудачные шутки… «… на одном балу он так скомпрометировал госпожу Пушкину своими взглядами…, что все ужаснулись…»

Все претензии Пушкина были адресованы не д’Антесу, а голландскому послу. Об этом в трагические дни тайно переписываются Николай I и Вильгельм II, будущий король Голландии. «Дело Геккерна» — так называют монархи события последних дней.

Случайной была эта встреча… Для Наталии Николаевны. Это было не ее свидание. А той дамы, у которой она застала д’Антеса. Последний же, испугавшись за репутацию своей возлюбленной, стал разыгрывать знакомую роль. Д’Антес не компрометировал жену Пушкина. Он спасал Полетику.

Долгие годы хранится в семье Строгановых старинный бокал. Подарок барона Геккерна верному другу. А в семейном архиве д’Антесов — письмо: «… когда Ваш сын Жорж узнает, что этот бокал находится у меня, скажите ему, что дядя его, Строганов, сбережет его как память о благородном и лояльном поведении, которым отмечены последние месяцы его пребывания в России».

Везде, везде перед тобой твой искуситель роковой

«Е.О.» III, XV

Раненый д’Антес будет дожидаться суда на гауптвахте. Встречи категорически запрещены. Но друзья пишут ему. Короткие записки на отдельных листах вложены в общий конверт. Одна из них — от нее…

«Бедный мой друг! Ваше тюремное заключение заставляет кровоточить мое сердце. Не знаю, что бы я отдала за возможность прийти… Мне кажется, все то, что произошло — это сон, кошмар».

Сдержанное, почти дружеское послание. Не для чужих глаз. Но как бы в ответ украсил запястье Идалии драгоценный браслет работы французских мастеров. «Вы, по-прежнему, обладаете способностью заставлять меня плакать, но на этот раз это слезы благодарности. Ваш подарок на память меня как нельзя больше растрогал и не покинет моей руки. Если я кого люблю, то люблю крепко и навсегда. До свидания, я пишу «до свидания», потому что не могу поверить, что не увижу Вас снова».

19 марта 1837 года бывший поручик кавалергардского полка Жорж д’Антес покинул Россию. По приговору военного суда он разжалован в рядовые и выслан. В эти дни его жена Екатерина отправит вслед мужу недоуменное письмо. «Идалия приходила вчера на минуту с мужем, она в отчаянии, что не простилась с тобой… Она не могла утешиться и плакала, как безумная».

Она опоздала! На пару часов. В трагедию превратился водевиль, милый сюжетик которого она сочиняла так вдохновенно и весело. «Прощай мой прекрасный и бедный узник»…

Пройдет четыре года, прежде чем они встретятся. Идалия приедет в Париж и потом напишет Екатерине: «Я получила такое удовольствие от вас обоих, что увидеться еще раз стало для меня навязчивой идеей. Я надеюсь, что смогу это осуществить». Но в 1843 году при родах Екатерина умирает. И Полетике больше некому писать невинные «дружеские» письма. Письма для двоих… «Я по-прежнему люблю Вас… Вашего мужа».

«Скажите от меня Вашему мужу все самые ласковые слова, которые придут Вам в голову и даже поцелуйте его, — если у него осталось ко мне немного нежных чувств».

Следы их встреч растворятся во времени… И только случайно найденная заметка современника подскажет, что в 1849-м она снова посетила Францию. «Я был поражен, найдя ее царившей среди самых элегантных женщин парижского общества. Помолодевшей и похорошевшей до такой степени, что ее трудно было узнать».

Д’Антес так и останется вдовцом. И их возможный эпистолярный роман История не сохранит. Как почти не сохранила и сам роман…

А в России после гибели Пушкина для Идалии все закончится.

Какое-то время она еще ездит по салонам. Оправдывает д’Антеса, обвиняет Пушкина. Мещерская устроит ей бурную сцену: «Вы клеветали на Натали, кокетничали с д’Антесом и сыграли по отношению к ней дурную роль!»

«Я ни о чем, ни о чем не жалею, — признается она Екатерине, — и в восторге от своего светского одиночества».

Наталия Николаевна не сможет простить предательства… родной сестры. Она прервет с женой д’Антеса все отношения. Но с Полетикой будет общаться. «Ваших сестер, — расскажет Идалия Екатерине, — я вижу довольно часто у Строгановых… Мы очень милы друг с другом, но прошлого в наших разговорах не существует».

Вскоре А.М.Полетика в чине генерал-майора выйдет в отставку, и они переедут в Одессу. Удары судьбы преследуют ее. Сын Александр не дожил до трехлетнего возраста. А красавица Лиза умрет у нее на руках в двадцать лет. В 1854 году Идалия овдовеет, и последние годы будет доживать в доме сводного брата. Они будут часами гулять по набережной, иногда останавливаясь и о чем-то увлеченно споря.

Пройдет время, и лубочный водевиль Идалии чуть не станет официальной версией. О ревнивом Поэте, его легкомысленной красавице-жене, смазливом кавалергарде и роковой даме… Но тайна гибели Пушкина уже 170 лет так и остается тайной. Словно еще один роман из его наследия. То ли насмешка… То ли отчаяние…

В 1824 году в Греции погиб Байрон. Его мемуары по настоянию вдовы и сестры издатель уничтожил. Возмущенный Вяземский с горечью писал об этом Пушкину. «Черт с ними! — ответил Поэт. — Мы знаем Байрона довольно. Толпа жадно читает исповеди, записки etc., потому что радуется унижению высокого, слабостям могущего. Он мал, как мы, он мерзок, как мы! Врете, подлецы: он мал и мерзок — не так, как вы — иначе. Оставь любопытство толпе и будь заодно с гением».

Получать обновления:



Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *