KTwins

НЕУДАЧНЫЙ ОПЫТ ПУШКИНА

 

Давайте поиграем в «ассоциацию»:

Роман Чернышевского «Что делать?» – тут же всплывают в подсознании: «новые люди», «особенные люди»…

«Герой нашего времени» – «образ Печорина — тип лишнего человека», «младший брат Онегина».

Толстой и его эпопея — «духовные изыскания героев», «проблема истинного и ложного»,  «мысль народная в романе»…

Мертвое сухое поле и понатыканные на нем таблички с ярлыками…

Иногда мне кажется, что наши дети читали бы гораздо больше, если бы этого предмета вообще не было в школьной программе. Сложно наслаждаться поэзией, если тебя из года в год заставляют искать в стихах  «роль поэта», «назначение поэта и поэзии», «тему любви», «философские мотивы лирики», «народность»…

Как будто поэты и писатели не любили, не ошибались, не страдали, не кричали и не спорили… А жили они вообще? За каменной поступью анализа и терминов потерялись их личности… Дети давно уже видят в Пушкине, Лермонтове, Толстом, Некрасове – не людей, а бюсты. Изваяния.

А может быть, разработаны специальные методики для школы, чтобы дети  возненавидели литературу до конца своих дней?! Всю! И мировую и тем более русскую. И никогда больше НЕ ДУМАЛИ! Такая вот масштабная идеологическая спецоперация!

Школьный курс  литературы похож на огромный  книжный шкаф. Помните, как в замке у Чудовища из диснеевского мультика «Красавица и Чудовище». От пола до потолка – от высоты голова кружится, куда не глянешь – везде полки. Это читающие взрослые мечтают о такой библиотеке! Для детей такой шкаф – ночной кошмар. Тем более что книги-то взять нельзя. Их ВЫДАЮТ! И всегда не те, которые хочется.

Из класса в класс, еле передвигая ноги,  тянет бедный ребенок за собой огромную тележку с ненавистными ему томами… Как каторжанин кандалы. Их звон слышится потом… очень долго. Чуть ли не всю жизнь… И надобен волшебный ключик, что стряхнуть их и освободиться от стереотипов и штампов, вбитых общеобразовательной школой…

Совсем недавно я поняла, что обычные люди, не кончавшие  филологических вузов, до сих пор прибывают в уверенности относительно народного характера сказок Пушкина. И в игре «ассоциация» на вопрос «сказки Пушкина», они уверенно отвечают – «Арина Родионовна».

В какую же потайную секцию своего гигантского шкафа спрятали школьные учителя статью 1937 года, написанную замечательным литературоведом  М.К.Азадовским? Куда подевалась вся литературоведческая, похожая на детектив, дискуссия о народности начала  XX века и литературная начала XIX века?  Как исчезло из обучающего курса литературы мнение самого Александра Сергеевича  об этой самой «народности», которой уже какое поколение подряд мучают школьников?

Надо признать, что история с «народными» сказками ­– это почти мистификация! Пушкин, конечно, интриговать никого не хотел. Писал, как думал. А получилось…

Когда-то не было темы интереснее и острее, чем «народность» литературы. Воспитанные люди ругались, оскорбляли друг друга, спорили до хрипоты, ломали перья…  В конце 20-х начале 30-х годов XIX века развернулась ожесточенная полемика между «Литературной газетой» и «Московским телеграфом». Это было время, когда просвещенная верхушка общества, читающая Шекспира и Расина в оригинале, вдруг УСЛЫШАЛА песни крестьянских девушек и сказки нянек и образные присказки простых мужиков. Услышало и… заслушалось!

Это были не просто споры! В их горячке рождалось будущее литературы. Спорили о том насколько, как и нужно ли соединять Литературу с национальными традициями фольклора. Намечали пути, по которым она должна была идти, искали Читателя. Братья Полевые вопрошали, какому социальному классу более всего дорога и близка литература? И отвечали – «третьему сословию»!

А Пушкин молчал…  Почему же он не посчитал нужным участвовать в полемике?

Сейчас, спустя почти два века, сложно себе представить нашу жизнь без пушкинских сказок. Цитата из письма поэта  брату «Что за прелесть эти сказки!» переносится и на его сказочное творчество. Но тогда, во времена написания, сказки понравились далеко не всем! Каждый раз после их появления в печати критики начинали вновь и вновь повторять  об упадке таланта поэта.

Пожалуй, только Гоголь и Гнедич восхищались ими.

Баратынский в письме к Киреевскому говорил о чрезмерном русском колорите и считал пушкинские сказки стихотворным переложением популярных лубочных сюжетов. Н.Полевой ставил «Сказку о царе Салтане…» ниже народной. В.Белинский все 10 лет (с 1836-1846)повторял, что сказки г-на Пушкина «неудачный опыт подделаться под русскую народность». Он называл их «поддельными цветами», хотя и ставил выше всех других произведений, стилизованных под народный стиль. И.С.Тургенев считал сказки самым слабым звеном в творчестве Пушкина.

И мало кто понял тогда, что «сказки», как жанр, появились в творчестве Пушкина совсем не случайно. Они и есть его аргумент в споре века!

Он задумывает его еще в 1825 году, заканчивая «Годунова». Тогда в предисловии к поэме и появятся некие строки на тему народности… Но Пушкин не стал их публиковать. Вместо них он написал свои сказки…

Какими извилистыми путями пробирается порой истина!.. Когда сказки были написаны, как литературный ответ на литературный спор, — современники их не восприняли. Но прошло время: Пушкин стал ПУШКИНЫМ, сказки читались, вошли в школьную программу, многократно переиздавались, в том числе и в дешевых изданиях, и, в результате, утвердились  в народной традиции…

И вот, во второй половине позапрошлого века, о ненародных сказках, о «неудачном опыте», о «поддельных цветах» заговорили… как об истинно народных!

СКАЗКА О НЯНЕ

Б.А. Дехтерёв

Первым исследователем сказок был П.В.Анненков. Именно благодаря ему в литературу вошла знаменитая Арина Родионовна. До этого момента широкий круг читателей, как сейчас, о ней даже не догадывался. Няня – крепостная крестьянка — существовала только в дневниках и рассказах поэта. Редких и незначительных.

«Деревня мне пришла как-то по сердцу. Есть какое-то  поэтическое  наслаждение  возвратиться  вольным  в покинутую тюрьму. Ты знаешь, что я не  корчу  чувствительность,  но  встреча моей дворни… и моей няни, — ей-богу, приятнее щекотит сердце, чем  слава, наслаждения самолюбия, рассеянности и пр. Няня  моя  уморительна.  Вообрази, что 70-ти лет она выучила наизусть новую молитву об умилении сердца  владыки и укрощении духа его свирепости, молитвы, вероятно, сочиненной при ц. Иване. Теперь у ней попы дерут молебен и мешают мне заниматься делом…»

(Пушкин — кн. П. А. Вяземскому, 9 ноября 1826 г., из Михайловского)

Анненков выдвинул версию о том, что сказки Пушкин написал под влиянием… няни – «посредницы в его сношениях с русским сказочным миром, руководительницы его в узнавании поверий, обычаев и самых приемов народа, с каким подходит он к вымыслу и поэзии. Александр Сергеевич отзывался о няне, как о последнем своем наставнике, и говорил, что этому учителю он много обязан исправлением недостатка своего первоначального, французского воспитания». Свою версию Анненков подкрепил записями сказок, найденными в пушкинских тетрадках, которые позже стали называть «Сказки Арины Родионовны». Но Пушкин нигде не указывает с чьих слов они записаны!

Авторство приписали няне, опираясь на переписку поэта того времени. В 1824-1826 годах Пушкин томился в Михайловском. «Знаешь ли мои занятия? – пишет он брату Льву в 1824 году. — До обеда пишу записки, обедаю поздно; после обеда езжу верхом, вечером слушаю сказки — и вознаграждаю тем недостатки проклятого своего воспитания. Что за прелесть эти сказки! Каждая есть поэма!»

Эта расхожая теперь цитата вскормила версию, которая позже, когда в литературоведении наметилось лишь одно направление – господствующее – станет официальной.

Но тогда, в конце XIX – начале XX веков далеко не все специалисты поддержали Анненкова. Известный литературовед Л.Н.Майков, этнограф и фольклорист Н.Ф.Сумцов, историк, поэт, фольклорист и литературовед Ю.А.Яворский писали о фольклорных параллелях русских и западноевропейских сюжетов. Сумцов даже опубликовал, как параллельную «Сказке о рыбаке и рыбке», сказку из сборника братьев Гримм, сопоставив ее текст и пушкинский.

Разгорелась дискуссия. Но диктаторам, пришедшим к власти в октябре 1917 года, крепостная крестьянка Арина Родионовна, познакомившая экзальтированного галлоязычного поэта с сокровищами русской народной поэзии, пришлась как нельзя более кстати. И в советском литературоведении сказки тут же закрепились, как:

— замечательный материал, на котором Пушкин «так блестяще удалось перевоспитать себя на родные начала»;

— «свидетельство о процессе полного усвоения им народного духа и склада»;

— «последняя и высшая школа», «которая выпустила Пушкина великим национальным художником слова».

М.К.Азадовским в статье «Источники сказок Пушкина» еще в 1937 году справедливо говорил, что «подобные утверждения ….  придают творчеству Пушкина шовинистическую окраску». Потому что, кроме Арины Родионовны, существовала еще и вся мировая литература…

Но прошли десятилетия, а самой известной цитатой на тему сказок, по-прежнему, является та, из письма к брату Льву Сергеевичу, – «Что за прелесть эти сказки!»

А о тех строках, из черновика-предисловия к драме «Борис Годунов», в которых Пушкин сформулировал некие мысли, как и о причине появления сказок в его творчестве, предпочитают не говорить…

ТАЙНА ПУШКИНСКОГО ЧЕРНОВИКА

И.Я.Билибин. 1908.Государственный Русский музей,С-П

«Сказку о рыбаке и рыбке» утвердили в нашем сознании, как  самую народную, «подлинно-русскую национальную  стихию», а к тому же еще и как «венец его (Пушкина) поэтического мастерства в этой сфере».

«Пушкин пленился ясностью и нравственною чистотою этого народного рассказа, – писал Вс. Миллер, – и из своей художественной мастерской возвратил народу алмаз в форме бриллианта чистейшей воды».

Только русскому ли фольклору принадлежит этот алмаз?

Интересно, что эту сказку, единственную, выделил еще Белинский, правда, совсем за другие качества. «Самые его сказки ­­– они, конечно, решительно дурны, конечно, поэзия и не касалась их; (Впрочем, сказка «О рыбаке и рыбке» заслуживает внимание по крайней простоте и естественности рассказа, а более всего по своему размеру чисто русскому. Кажется, наш поэт хотел именно сделать попытку в этом размере и для того нарочно написал эту сказку}, но все-таки они целою головою выше всех попыток в этом роде других наших поэтов. Мы не можем понять, что за странная мысль овладела им и заставила тратить свой талант на эти поддельные цветы. Русская сказка имеет свой смысл, но только в таком виде, как создала ее народная фантазия; переделанная же и прикрашенная, она не имеет решительно никакого смысла».

Виссарион Григорьевич недоумевал, как многие в то время! Зачем поэт обратился вдруг к жанру сказок в народном стиле? «Руслан и Людмила», к примеру, тоже имеет под собой фольклорные корни, однако, автор резонно назвал произведение поэмой. А не сказкой!

Нет ничего проще, чем ныне существующим критикам сказать о предыдущем –  «безусловно, ошибался в оценке»… На недоумения Белинского апологеты версии Анненкова упорно не обращали внимания. А через несколько лет вышла книга С.М.Бонди

И.Я.Билибин. Обложка к «Сказке о рыбаке и рыбке».1908.Музей Гознака,М

Говорит  старику старуха:
Не  хочу <быть вольною царицей>
А <хочу быть римскою папой>

Стал <он кликать рыбку золотую>

Добро  будет  она  Римскою  папой

Воротился  старик  к  старухе
Перед  ним  монастырь латинский
На  стенах  [латинские]  монахи
Поют  латынскую  обедню.

Перед  ним  вавилонская  башня
На  самой  верхней  на  макушке
Сидит  его  старая  старуха
На  старухе  сарочинская  шапка
На  шапке  венец  латынский
На  венце [не  разб.] спица
На  спице [Строфилус] птица
Поклонился  старик  старухе,
Закричал  он  голосом  громким:
Здравствуй  ты старая баба
Я  чай  твоя  душенька довольна
Отвечает  глупая  старуха:
Врешь ты  пустое  городишь,
Совсем  душенька  моя  не довольна
Не  хочу я быть Рим<скою  папой>
А хочу быть владычицей  морскою…

Это пушкинская рука… Черновик,  найденный в конце 20-ых годов С.М.Бонди в бывшей Румянцевской, а ныне РГБ. В 1931 году Бонди просто потряс литературный мир, расшифровав ряд черновиков Пушкина, в том числе и этот. «Новые страницы Пушкина» — так называлась его работа.

И.Я.Билибин 1933. Государственный Русский музей,С-П

Заинтересовавшись католическими мотивами в черновом варианте сказки, Бонди вновь обратился к сборнику братьев Гримм. Но делать окончательный вывод о влиянии немецкой сказки на пушкинскую осторожный Бонди не стал. Его надо понять. В те времена за произнесение имени Есенина и Достоевского можно был надолго сесть в тюрьму. Год  назад был убит Маяковский, через пять лет расправятся с Горьким…

С.М.Бонди – имя в советском литературоведении. Через 30 лет после выхода его  знаменитой работы Ираклий Андроников напишет и прочитает свой устный рассказ о «Замечательном пушкинисте». «Когда произносится это имя, у всех, кто слышал его, мгновенно возникает представление об ученом блистательного таланта. «Самый талантливый пушкинист за всю историю пушкиноведения», — говаривал о С. М. Бонди покойный биограф Пушкина профессор М. А. Цявловский. Если попытаться коротко объяснить, в чем заключается сущность дарования Бонди, надо сказать: в сочетании аналитического ума и артистического воображения <…>. Именно это помогло Бонди разобрать множество не поддававшихся расшифровке пушкинских черновых рукописей, ибо каждый раз, читая почерк Пушкина, Бонди восстанавливал для себя всю картину его работы».

В другом рассказе Андроников скажет: «Каждый вечер возле телевизоров усаживается 70% населения страны — сто семьдесят пять миллионов. …  По специальной — третьей — программе Центрального телевидения передаются беседы, читаются лекции. … Регулярные передачи предназначены для подростков и ведутся в соответствии со школьной программой. Конечно, если в школьной передаче принимает участие крупный ученый, «из первых рук» сообщающий интересное, новое, такая передача увлекает решительно всех. Помню, по учебной программе шли сцены из трагедии Пушкина «Борис Годунов» в исполнении артистов Центрального детского театра, а перед каждою сценою профессор Сергей Михайлович Бонди увлеченно и очень доступно раскрывал политическую подоплеку событий, объяснял взаимоотношения и ситуации, кто такой Шуйский и кто Воротынский… Спектакль засверкал новыми красками».

Неужели милейший Сергей Михайлович, замечательный пушкинист, никогда не рассказывал о тех строках из черновика-предисловия к «Борису Годунову»? Неужели никогда не говорил о сюжетных параллелях сказок, в расшифрованных им же черновиках «Сказки о рыбаке и рыбке»? Неужели канула в лету его собственная версия, которая породила тогда, вначале 30-х,  жаркий литературный спор? Снова, как десятилетия назад, литературный мир раскололся на тех, для кого находки Бонди стали последним доказательством особого взгляда Пушкина на народность. И тех, кто это оспаривал.

Окончательный вывод сформулировал М.К.Азадовский в 1937 году.

Дважды страшное число… Много лет я не могла понять, как Марк Константинович отважился написать, а «Временник Пушкинской комиссии» напечатать настолько либеральную статью. Но вот вышел «Подстрочник» и Лилианна Лунгина объяснила мне, что в 36-37 годах жизнь странным образом улучшилась. «Отмашку дал сам Сталин. Он произнес знаменитую фразу: «Жить стало лучше, жить стало веселее». <…> Потихоньку заполнялись прилавки. <…> Стали лучше одеваться. <…> Заодно появилась новая литература, вернулась лирическая поэзия. <…> Разрешено было даже упоминать Достоевского и Есенина. <…> В 37-м году с большой помпой отметили столетие смерти Пушкина, миллионными тиражами напечатали два издания Полного собрания сочинений». И все это на фоне страшнейшего террора.

И вот в это время, в рамках подготовки к одному из готовящихся академических изданий Пушкина, выходит совершенно свободная, словно написанная за пределами страны Советов, статья о западноевропейский истоках сказок Пушкина…

Даже как-то неудобно рассказывать всю эту историю. Это не загадка Истории, не исследование…  Все источники – статьи и материалы – находятся в открытом доступе, выложены в Интернете. И там же на форумах «из уст в уста» временами всплывает крамольная мысль: «а вы слышали, говорят, что источники пушкинских сказок совсем не русские народные сказки!» Как это вышло, что в страшное время Больших репрессий об этом все знали. А теперь, почти через век, во времена вроде бы демократии только «догадываются»? И почему в школах преподается только одна версия, в которой переоценена роль няни и недооценена роль самого Пушкина?

НЕМЕЦКАЯ РЫБКА В РУССКОМ ОЗЕРЕ

Марк Константинович Азадовский не только литературовед. Он к тому же известный этнограф – собиратель народных сказок, песен, поговорок, автор известного сборника народных сказок. Поэтому он с полной определенностью имел права заявить, что среди русских сказок нет сказки с похожим сюжетом! Сборники сказок Афанасьева, Смирнова, Семеновского, действительно, регистрируют сюжеты о золотой рыбке и злой старухе, но они, как две капли воды, похожи на пушкинский. Получается – или поэт пересказал народную сказку слов в слово, или… пушкинская сказка вошла «в народ» и стала фольклором?

В русском фольклоре наиболее близкой можно назвать сказку о «жадной старухе». «Старик рубит в лесу дерево; дерево просит пощадить его, обещая исполнить любое желание. Старик просит богатства. Затем старуха посылает старика с требованием к дереву сделать его бурмистром. Дальше старик и старуха делаются последовательно: дворянами, полковником и полковничихой, генералом и генеральшей и, наконец, царем и царицей. Последнее требование: стать богами, но в ответ на последнюю просьбу дерево «зашумело листьями и молвило старику: будь же ты медведем, а жена твоя медведицей». В ту же минуту старик обратился в медведя, а старуха медведицей, и побежали в лес». Но здесь нет рыбки! Рыбки вообще нет в русской фольклорной традиции. Вместо нее действуют: чудесное дерево, святой, живущий на дереве, птичка-дрозд, коток-золотой лобок, грош…

Азадовский предлагает свой взгляд на сказочные события.Потом с ним будут много спорить…  И упрекать в том, что он слишком увлекся источниками сказок и это заслонило от исследователя их  стилистику и саму причину обращения Пушкина к русской народной традиции. Но работа Азадовского называется «Источники сказок Пушкина»! И никак иначе!

Рыбка есть в сказке из сборника братьев Гримм.

Правда, там не просто рыбка, а камбала. И в отличие от «нашей» старухи «немецкая» требует Папской власти. А потом и божественной.

У Пушкина в черновике есть тому подтверждение:

Не хочу быть римскою Папой,

А хочу быть владычицей солнца.

Что исправлено, как мы все помним:

А хочу быть владычицей морскою,

На последнюю  просьбу старика камбала в гриммовской сказке отвечает – «ga man hen, se sitt all weder in’n Pisputt» – Ступай домой, она снова сидит в лачуге. Пушкин вначале тоже пишет:

 

Золотая рыбка нырнула

Промолвя……

Ступайте вы оба в землянку.

И лишь потом меняет:

 

Ничего не сказала рыбка,

Лишь хвостом по воде плеснула,

И ушла в глубокое море.

Градацию настроений и эмоциональных состояний Пушкин тоже заимствует из немецкой сказки. В первый раз – «Weer de See ganz grun un geel un goor nich wee so blank» – море стало совершенно зеленое и желтое и не такое светлое. Во второй раз – оно становится темно-синим и серым. В последний раз бушует буря. Азадовский пишет, что подобные описания природы редко встречаются в фольклоре. А для русского вообще не свойственны.

Немецкая сказка настолько напоминает пушкинскую, что источник не вызывает сомнений. Но только напоминает! Пушкин тщательно переработал сюжет, убрав все лишнее. Камбала превратилась в безликую рыбку, что тут же расширило пространство и сделало чудо во много раз возможнее и обыкновеннее. Рыбка перестала быть заколдованным принцем – сюжет, таким образом, стал четким и концентрированным. Старик совершенно отделился – противопоставился старухе; получил роль, причем, визуально, главную. В итоге сказка приобрела философскую и психологическую глубину. События перенеслись на русскую почву…

В чем национальное звучание пушкинской рыбки? Прежде все в размере стиха и в мелких деталях. То, что невольно вырывается из уст рассказчика, то, что он лучше всего знает и помнит…

Изначально поэт хотел поселить рыбку в озере Ильмень и тем подчеркнуть ее «русские» корни.

… На  Ильмене  на  славном  озере.

 

…. А рыбка  то  говорила  по  русски.

 

Но посчитал,  вероятно, подобную конкретизацию чересчур нарочитой.  Национальный колорит, считает Пушкин, достигается не географическими названиями! Мы не знаем, у какого моря живет старик и старуха, на каком языке разговаривают герои с  рыбкой…  Но нет сомнений в том, что это философская история, притча, произошла с русскими героями под русским солнцем! Настолько, что целые поколения исследователей даже не думали искать ее истоки в западноевропейском фольклоре! И спорят до сих пор…

Именно в таком тесном переплетении национального и мирового таится разгадка пушкинских сказок. Странный сказочный цикл появился в творчестве Пушкина совсем не случайно… Это не сказки… Это зашифрованные поэтизированные литературоведческие статьи… Каждая из которых – поэма.

ЧТО ЕСТЬ НАРОДНОГО В ШЕКСПИРЕ?

«С некоторых пор вошло у нас в обыкновение говорить о народности, требовать народности, жаловаться на отсутствие народности в произведениях литературы — но никто не думал определить, – пишет Пушкин в неопубликованном предисловии к драме «Борис Годунов» в 1825 году, в разгар той, самой первой, литературной дискуссии, – ЧТО разумеет он под словом народность».

Что же представляет собой «национальный» сказочный пушкинский цикл?

Пять сказок из шести, в том числе неоконченная, о медведице, имеют в своей основе европейские книжные источники. Какие именно – можно спорить. Вообще, вопрос о том, что конкретно легло в основу художественного произведения, мне кажется, за гранью здравого смысла. Фантазия художника настолько причудлива и непредсказуема, настолько невесома и эфемерна, что загонять ее в жесткие рамки литературоведческих понятий о «традиции», «преемственности» и «трансформации» было бы просто смешно. Но в данном случае Пушкин пишет сказки как литературные образцы. Поэтому сюжеты, источники, он использует не просто так…«Сказка о рыбаке и рыбке» ­­– немецкая сказка из сборника братьев Гримм.

«Сказка о царе Салтане… » – многочисленные вариации одного и того же сюжета в арабской, персидской, древнееврейской и, в конечном итоге, европейской сказке.

«Сказка о золотом петушке» основана на авторской сказке В. Ирвинга «Легенда об арабском звездочете», которая в свою очередь опирается на арабский фольклорный источник.

«Сказка о мертвой царевне…» – восточная сказка, прижившаяся на европейской почве, возможно, действительно, изначально привязанная к конкретному месту и конкретным событиям.

Вопрос об источниках сказки о медведице пока остается открытым.

И только «Сказка о попе и о работнике его Балде», единственная, написана на русском фольклорном материале.

Все это так и не так. Автор не может использовать только один источник. Авторский  арсенал – это весь его накопленный литературный и житейский опыт. Который, как пестрая мозаика, складывается в у или иную картину. Например, в «Сказке о царе Салтане…» история возникновения царевны Лебедь пока так и не открылась исследователям – подобного образа нет в русском фольклоре. В связи с этим А.Слонимский в 1933 году соотнес образ царевны с биографическими фактами из жизни Пушкина, высказав версию о том, что «в образе прекрасной царевны Лебеди и влюбленного Гвидона отразилось личное чувство Пушкина к его жене, Наталии Николаевне». Почему бы и нет? А недавно мой ребенок смотрел балет «Лебединое озеро». Когда на сцене появилась лебедь Одетта, он вдруг воскликнул: «Это царевна Лебедь из «Салтана!» Вполне возможно.

Таким образом, говорить о сугубо национальном характере сказок не только ни правомерно, но и абсурдно!

Что такое народность? – спрашивает Пушкин. И не находит ответа! Это «выбор предметов из Отечественной истории»? Это язык? Народность – «в словах, оборотах и выражениях»? Или в географии?

В дискуссиях можно участвовать по-разному. Можно кричать и спорить, отстаивая свою позицию. Можно промолчать. И это тоже аргумент в защиту своего мнения. В то время, когда каждый из литераторов считал важным высказаться, Пушкин молчал. Очень красноречиво! Показывая, вопреки утверждениям позднейших критиков, что предмет сей, по его мнению, не достоин спора! А в качестве довода – написал сказки. Именно сказки! Что может быть более народным?

У каждой из них, безусловно, множество источников. Это и западноевропейские сюжеты, оформленные в сборники. И национальный фольклор: песни, поговорки, речевые обороты, образы… Возможно, это и утренние газеты, и личные разговоры, и чьи-то рассказы, и звезды на ночном небе, и вечный ветер, и глаза Натальи Николаевны… Все это материал, поэтические лоскутки, волшебная копилка художника, цветные нити. Узор же плетет только сам художник.

Если рассматривать сказки именно так, а ни как ошибочно навязывает нам школьная программа, то можно заметить, что в сказочном цикле сформулирована целостная программа. Она характерна для всей деятельности поэта. В ней нет разницы между русским фольклором и фольклором других народов. Все они – копилка художника. Какое дело русскому читателю до народности Шекспира? Иностранец видит в этой пресловутой народности исключительно национальные особенности. Которые, кстати, могут быть и неприятны.

«Народность в писателе есть достоинство, которое вполне может быть оценено одними соотечественниками — для других оно или не существует или даже может показаться пороком. Ученый немец негодует на учтивость героев Расина, француз смеется, видя в Калдероне Кориола<на> вызывающего на дуэль своего противника. Все это носит однако ж печать народности».

Но восхищают-то не детали, а мысли и чувства, которые вызывают пьесы француза Расина, написанные на материале греческих трагедий! Пушкин говорит, что великая литература – это отнюдь не национальное достояние. А мировое наследие! Национальное, оно лишь в деталях: «Климат, образ правления, вера дают каждому народу особенную физиономию, которая более и<ли> менее отражается в зеркале поэзии».

Сказки Пушкина… совсем не сказки…

«Салтан» и «Мертвая царевна» – поэмы.

«Балда» – поучительный забавный рассказ, анекдот.

«Рыбка» – философская притча.

«Петушок» – политический трактат.

Поэт сознательно использует сюжеты общеевропейского содержания. Подчеркивая межнациональный характер фольклора.

Восторгался Пушкин русскими сказками исключительно как одним из источников, всего лишь хорошим материалом, не более того! И надо уже, наконец, верно расставить акценты в известной цитате. Смысл ее в том, что сказка, то есть фольклорный источник, в умелых руках может превратиться в ПОЭМУ! А ее общественно-политическое звучание для Поэта гораздо важнее, чем художественное своеобразие народной сказки.

Но ни во времена Пушкина, ни позже литературный Message Солнца русской поэзии так и не был донесен до широкой аудитории. И лично мне как-то неприятно и обидно, что величие Пушкина сводится к литературной обработке сказок талантливой рассказчицы Арины Родионовны.

Ее сюжеты лишь одни из многих! Может быть, пора уже рассказать нашим детям всю эту двухсотлетнюю сказочную историю?

Чтобы не сидели они, как мы и наши родители в убогой каморке папы Карла, глядя на намалеванный на холсте очаг, удивляясь, что это есть и Искусство. И не имея возможности добыть волшебный ключик от настоящего ВЕЛИКОГО ТЕАТРА, который скрывает от нас за бездарным холстом школьная программа.

Библиография или Золотые ключики:

1. Азадовский М. К. Источники сказок Пушкина // Пушкин: Временник Пушкинской комиссии / АН СССР. Ин-т литературы. — М.; Л.: Изд-во АН СССР, 1936. — [Вып.] 1. — С. 134—163. С. М. Бонди. Новые страницы Пушкина. Изд. «Мир, М., 1931.
2. Дневники Пушкина Академическое издание
3. Колесницкая И. М. Сказки // Пушкин: Итоги и проблемы изучения. — М.; Л.: Наука, 1966. — С. 437—444.
4. А. Ахматова «Последняя сказка Пушкина»
5. Бойко К. А. Об арабском источнике мотива о золотом петушке в сказке Пушкина // Временник Пушкинской комиссии, 1976 / АН СССР. ОЛЯ. Пушкин. комис. — Л.: Наука. Ленингр. отд-ние, 1979. — С. 113—120.