KTwins

статья опубликована http://www.vokrugsveta.ru/vs/article/6295/

Авторский вариант:

В морозном марте 1837 года в открытых санях в сопровождении жандарма покидал непокоренную Россию недавний фаворит Их Величеств, гордость полка и краса Гвардии, озорная душа петербургских гостиных, неутомимый властелин мазурок и котильонов, баловень замужних дам, любимец седых умудренных опытом матрон и бессменный персонаж девичьих дневничков…

Ветер с Черной речки унес, развеял по российским просторам память о молодом французе.

Хохочущий Пушкин… ослепительно белые зубы… кудряшки вокруг вдохновленного лица… жмет руку сильно, с чувством… И, кажется, только в лихорадочном бреду могла привидеться упавшая в снег фигура, расплывающееся темное пятно… пальцы в крови… дуло пистолета и вечность выстрела…

Он мечтал о подвигах, а совершил убийство. Защищая свою жизнь и честь, в честном поединке по законам своего времени — это ли оправдание? Нет оправданий… Нет человека! И эхо выстрела на Черной речке докатывается до далекой Франции каждую ночь… год за годом…

Имя его – синоним цинизма и равнодушия – на века осталось в языке. Дантесами будут звать тех, кто посмеет поднять руку на славу и гений России… «Несчастный спасшийся – не несчастнее ли?» — пророчество А.И.Тургенева.

Но даже убийцы в цивилизованной стране имеют право на адвоката! И может быть стоит посмотреть на события 170-летней давности другими глазами? Хотя бы потому, что у Александра Сергеевича претензий к д’Антесу не было.

Франция знает другого д’Антеса. Жители его родного Сульца назвали в его честь улицу и основали музей. Да и сам замок, который уже давно не принадлежит д’Антесам, в первую очередь – это история страны, в которую известный политик Второй Империи вписал и свою страницу.

Французы по призванию, арийцы по крови, викинги по духу… Род Антесов начал свою историю с острова Готланд, обетованной земли северных воителей. В начале XVI века Антесы перебрались в Германию. А с 1720 года один из них навсегда обоснуется в Эльзасе, в маленьком Сульце, в замке со столетней историей…

Замок в Сульце, как и весь Эльзас, окутан героическими преданиями. Многострадальная земля на стыке двух цивилизаций – латинской и  германской. Тридцатилетняя война уничтожит процветающий край. И только Людовик XIV вернет Эльзасу материальное благополучие и религиозные права. А благодарные эльзасцы ответят почти фанатичной влюбленностью во Францию и династию Бурбонов.

Именно в эти времена прапрадед Жоржа д’Антеса, первый владелец сульцкого замка, откроет королевскую оружейную мануфактуру. Через 10 лет он станет обладателем геральдического щита, а все его потомки будут отныне именоваться д’Антесами. Их политические пристрастия не поколеблют ни тюремные застенки времен великих французских потрясений, ни длительная эмиграция… Легитимизм — приверженность династии — фамильная черта.

1812 год для четы д’Антесов оказался счастливым. После долгих ожиданий у Жозефа-Конрада и Марии Анны Луизы родился третий ребенок. Сын, продолжатель рода! По традиции, которая в этой семье существует до сих пор, старшего сына нарекли Жоржем.

Совсем недавно Наполеон пожаловал Жозефу-Конраду баронский титул. И в 1806 году барон д’Антес сочетался браком с представительницей старинного германского рода фон Гатцфельдами. Узок круг аристократов! Фон Гатцфельды отдаленными ветвями связаны с фон Геккернами. И что уж совсем удивительно – с Пушкиными и с Гончаровыми! Бабушка Жоржа  – графиня Е.Ф. Гатцефельд, супруга русского дипломата графа А.С.Мусина-Пушкина. А граф – дальний родственник Н.П. Мусиной-Пушкиной, бабушки Натальи Николаевны.

Если бы не смена режима в стране, отец Жоржа сделал бы блестящую карьеру! Он служил офицером в Королевском германском полку, был кавалером ордена Почетного легиона. А во время Великой французской революции предпринял героическую попытку спасти Людовика XVI!

Жоржу прочилась такая же судьба! Он получил отличное образование в прославленном лицеи «Бурбон» в Париже. И должен был поступить в пажеский корпус Карла Х. Закрытый «питомник» вельмож, прямой путь ко двору и политической карьере. Но ни рекомендации, ни родственные связи не помогли осуществить мечту. Мест не было. Пришлось довольствоваться военной школой Сен-Сир, безусловно, привилегированной, но…

В ноябре 1829-го  после вступительных экзаменов Д’Антес был принят четвертым учеником из 180. И то, что не смогли сделать влиятельные покровители, в скором времени сделает сам д’Антес.

Каждый год в школе проходит смотр воспитанников. В июне 1830-го торжеству придавалось особое значение — на празднике присутствовали члены королевской семьи.

Самое захватывающее в «олимпийских играх» сен-сирцев – стрельба по живой мишени, особый вид модной тогда голубиной охоты. Трудное испытание! Д’Антес — один из лучших стрелков. Череда выстрелов и… к ногам герцогини Берийской —  вдовствующей невестки короля, матери наследника трона — опускается целая  связка убитых голубей.

Из рук Ее Величества Жорж получает чеканный кубок и… королевский приз – зачисление в состав ее личных пажей!

Через месяц Карл X опубликует манифест. Свобода периодической печати отменяется, палата депутатов распускается, избирательные законы недействительны! «Я перестал понимать короля! —  реакция Николая I. — … я чувствую, что сейчас он идет к своей гибели».

80-летний Талейран, провожая глазами бегущие по улицам Парижа королевские войска, скажет своему секретарю: «Запишите: 29 июля 1830 года в 12 часов 5 минут пополудни Бурбоны перестали царствовать во Франции».

А несколько дней назад Жорж д’Антес и его товарищи по школе отчаянно бились на баррикадах, сметая мятежные трехцветные знамена восставшего Парижа…

Провожая королевскую семью в изгнание, д’Антес дал клятву отдать жизнь за восстановление и охрану законности. В Сульце знают все, что происходит при дворе низложенных Бурбонов. Целую зиму Жорж тайно переписывается со своей повелительницей. Вандея кипит, Булонь рокочет… «При малейшем успехе герцогини ее поддержат», — позиция Николая I. Голландия и Португалия помогут оружием при первой же победе.

Д’Антес тайно едет в Италию, потом в Вандею… Готовит прокламации, собирает сторонников. В апреле 1832-го герцогиня Берийская прибывает в Марсель. «Раскройте врата счастью Франции!» — гласит воззвание. Не раскрылись врата… Готовый к восстанию Марсель не поднялся.

Их оказалось не так уж и много, верных сторонников герцогини! Безумцы… Под Шеном и Пенисьер они были разбиты наголову. И чудом выживший д’Антес сопроводил герцогиню в изгнание. Прощаясь, она пообещала поддержать перед «коронованными братьями» интересы защитников династии. Единственная милость, которую мать наследника трона могла теперь оказать Жоржу…

Д’Антес отправился в Пруссию. И был бы, безусловно, принят в лучший полк, если бы его устроил чин утер-офицера, низший из офицерских. Для человека с героическим прошлым это было неприемлемо. Сам принц Вильгельм Прусский указал ему на Россию и снабдил рекомендательным письмом. В принципе, ни оно, ни протекции нидерландского посла барона де Геккерна д’Антесу не нужны.

Воспитанник Сен-Сира, потомственный легитимист, паж Марии-Каролины Берийской, верный защитник короны, участник восстания и герой битв под Шеном и Пенисьер – блестящая карьера при дворе Николая I предопределена. Счастье и чины в России были обеспечены д’Антесу исключительно его мужеством и отвагой…

В январе 1834 года самый блистательный Кавалергардский полк Ее Величества пополнился новым корнетом. И бывший паж герцогини Берийской теперь телохранитель очарованной им русской императрицы!

Александра Федоровна еще очень хороша собой, особенно в окружении кавалергардов. Ее дневник пестрит именами — Трубецкой, Скарятин, Куракин… – «золотая молодежь», сыновья самых родовитых семейств, однополчане д’Антеса. Ее полк. Ее «веселая банда»! «Императрица ко мне по-прежнему добра, — пишет д’Антес де Геккерну, — ибо всякий раз, как приглашали из полка трех офицеров, я оказывался в их числе…»

Он надеялся дослужиться до фельдмаршала! И, наверное, это бы удалось. Если бы по дороге в Россию в гостинице города Любек д’Антес не встретил бы странного человека… И, несмотря на их пылкую и многолетнюю дружбу, именно он и стал проклятием рода д’Антесов.

Вероятно, их отношения сложились бы иначе, если бы д’Антес познакомился с нидерландским послом уже в Петербурге, будучи корнетом и любимцем придирчивого светского общества. Но их пути пересеклись в захудалой гостинице немецкого городка, где Жорж умирал от воспаления легких. Без денег, без друзей и уже без надежды на будущее в пугающей неведомой России. В 1833-ем д’Антесу был всего лишь 21 год…

Барон Луи Борхард де Геккерн, «старый барон», был старше на 20 лет. Он учился во Франции и служил гардемарином при Наполеоне. После трагического исхода битвы при Ватерлоо де Геккерн вернулся на родину, которая стала независимой. И поступил на дипломатическую службу. Секретарь посольства в Стокгольме, с 1826-го — посол в Петербурге… Стремительная карьера! Еще в молодости он познакомился с будущим кардиналом-архиепископом Безансоном и под его влиянием принял католичество. Это обстоятельство, спустя несколько лет позволит ему урегулировать сложный вопрос между Голландией и Папой римским. Но окончательно отдалит барона от семьи, которая исповедовала протестантизм.

Одиночество ли сблизило этих людей?

Так проста и бездоказательна версия об их сексуальных отношениях… Стилистика писем «отца» и «сына» — дружески-почтительная со стороны д’Антеса. И обращения — «дорогой друг», «мой драгоценный», бесконечные поцелуи и признания в любви – скорее всего, стилистический оборот, принятый в то чувственное время. Эти же приемы используют в переписке и Пушкин, и Дельвиг, и Пущин, и Плетнев… «Мой ангел» — обращаются они друг к другу.

Некую завесу тайны приоткрывает в письме к Геккерну отец д’Антеса. «С благодарностью принимаю ваше предложение покрыть первые расходы по его экипировке… У меня шестеро детей; старшая дочь замужем, но вследствие революции муж ее не может содержать семью. Они живут у меня. Второй сын оканчивает учение в Страсбурге, а младшая дочь живет в пансионе, что обходится мне весьма дорого. Я был вынужден приютить у себя сестру с пятью детьми; она осталась совсем без средств. Карл X выплачивал ей пенсию, которой она лишилась…».

Письмо относится к декабрю 1833 года. А в сентябре этого года карета возвращающегося в Россию посла сломалась около маленького Любека, и барон волею судеб остановился в той же гостинице… Просмотрев списки посетителей, он обнаружил знакомую фамилию. Ему захотелось немедленно познакомиться с дальним родственником. Он поднялся в номер д’Антеса и… принял в его судьбе живейшее участие. Всю оставшуюся жизнь Жорж считал, что волшебное появление голландского посла спасло его от неминуемой смерти. Воспитанный в рыцарских традициях, он относился к де Геккерну как к отцу и другу – «… вы стали для меня провидением! Ибо друг не сделал бы для меня того, что сделали вы, еще меня не зная».

Светское общество объясняло их отношения меркантильностью д’Антеса. Но именитый посол богатым человеком не был. На свой посольский оклад он едва-едва мог принимать участие в вечно праздничной жизни столицы. Большого состояния у де Геккерна тоже не было. Единственная возможность обеспечить себя и нового родственника — не совсем легальна. Пользуясь дипломатическими привилегиями, «старый барон» привозил из Европы товары, которые не облагались таможенной пошлиной. И активно продавал «все, чем для прихоти обильной торгует Лондон щепетильный … все, что в Париже вкус голодный, … изобретает для забав, для роскоши, для неги модной…» обитателям петербургским бомонда. Возможно, именно экономические причины повлияли на решение де Геккерна об усыновлении.

А, возможно, все было гораздо сложнее…

Ни Англию, ни Францию не устраивала внешняя политика Николая I. Русский царь, по приказу которого в короткое время собиралась 350-тысячная армия, считал нерушимыми договоренности Священного Союза. Этот акт был подписан после поражения армии Наполеона, еще при Александре I. Николай ревностно защищал незыблемость послевоенных границ. А его соседи мечтали о дальнейшем разделе мира. И французское посольство прибыло в 1835 году в Россию с целью препятствовать успеху русской политики на Ближнем Востоке. В то же время Англия направила в Россию нового посла – «отчаянного либерала – по мнению Бенкендорфа — и врага всех самодержавных правительств, в особенности же русского». Миссия лорда Дургама заключалась в анализе настроений русского общества. Если бы в каких-либо кругах России назревало бы новое «восстание декабристов», правительства этих стран с радостью поддержали бы мятежников!

Не по этому ли поводу в 1833 году ездил на родину, союзницу Англии, нидерландский посол?

Даже в мечтах не надеялся посланник при русском дворе найти такого резидента, как Жорж д’Антес! «Молодцы ваши гренадеры королевской армии, — отозвался Николай I о защитниках восставшего в июле Парижа. – Я желал бы поставить золотую статую каждому». Де Геккерн прекрасно понимал, какая головокружительная карьера ожидает молодого шуана — сторонника монархии!

Однако барон осторожничает — «… хоть порой вы и принимали меня ворча, — пишет д’Антес — я знал, что вы рады немного поболтать…»

Они часто видятся, но живут раздельно. Д’Антес так беден, что большей частью сидит дома. И императрица Александра Федоровна финансирует его из «собственной шкатулки»… Первые вложения практичного де Геккерна – лишь в экипировку!

Только к весне 1835-го нидерландский посол убеждается в правильности своего выбора. Но трудно осуществить задуманное, живя в разных домах и общаясь от случая к случаю. Вот тогда и возникает мысль об «усыновлении»! Барон уезжает «в отпуск» на целый год. А будущий «сын» старательно информирует его обо всем в письмах.

Знал ли д’Антес какую роль он, возможно, играет в мировой политике? Вряд ли… Откровенность де Геккерна поставила бы простодушного Жоржа в тяжелую ситуацию. Легитимисты – приверженцы Священного Союза! Иногда, правда, у «сына» проскальзывает вполне понятное недоумение — «… ведь в наше время трудно найти в чужестранце человека, который готов отдать свое имя, свое состояние, а взамен просит лишь дружбы…» Но он легко находит этому объяснение – «…надо иметь такую благородную душу, как ваша,  чтобы благо других составило ваше собственное счастье».

И к родовому девизу «За Бога, короля и даму!» д’Антес добавил еще один – «Быть достойным!» снизошедшего до него покровителя!

«Я только что произведен в поручики! Честно говоря, мой дорогой друг, если бы в прошлом году ты поддержал меня, я бы отправился на Кавказ — и на будущий год путешествовал бы с тобой вдобавок еще и с лентой в петлице».

А «добрейший друг» в тысячах километров от России старательно осуществляет свой план. Он уже побывал в Сульце, переговорил с отцом д’Антеса и получил отказ от отцовских прав, приехал в Гаагу и общается с королем Вильгельмом I tet—a—tet.

По законам Нидерландов усыновление д’Антеса де Геккерном невозможно. Нарушаются все три обязательных условия. «Старому барону» должно быть не менее 50-и лет, его будущий «сын» должен быть несовершеннолетним, и они оба должны проживать под одной крышей не менее шести лет. Но, вероятно, кандидатура д’Антеса настолько интересна правительству, что закон легко «верит» лживому прошению посланника. Де Геккерн, упоминая свой возраст, который известен в Голландии, умалчивает о возрасте «юного» д’Антеса. И сообщает, что юный барон проживал у него «все то время», пока посол находился в России. При этом обе стороны совершенно «забывают», что нидерландский подданный не имеет права служить в иностранной армии. После недолгих переговоров Вильгельм I разрешает усыновление, оговаривая, что всеми этими правами можно воспользоваться только через год. Но кого в России интересуют даты?! И Жорж д’Антес уже в мае 1836 года в полковых списках переименовывается в Шарля де Геккерна.

После трагической дуэли растерянная Голландия больше года будет стараться восстановить законность. Д’Антеса лишат подданства, дворянства и герба Геккерна, оставив только имя…

Наталью Николаевну Пушкину д’Антес не любил…

Он встречался с ней и в 1834-ом, и в 1835-ом году. Но, несмотря на блеск молодости и ослепительную красоту, за все это время она не вызвала у него никаких чувств. И вдруг, в феврале 1836 года на барона де Геккерна посыпались признания…

«Я влюблен как безумный … припомни самое очаровательное создание в Петербурге, и ты сразу поймешь, кто это».

«В последний раз у нас состоялось объяснение. … невозможно вести себя с большим тактом, изяществом и умом, чем она при этом разговоре. … А как сказала: «я люблю вас, как никогда не любила, но не просите большего, чем мое сердце, все остальное мне не принадлежит, а я могу быть счастлива, только исполняя свои обязанности. Пощадите же меня и любите всегда так, как теперь, моя любовь будет вам наградой», — и с этого дня моя любовь к ней стала еще сильнее».

«… Любить друг друга и не иметь другой возможности признаться в этом, как между двумя ритурнелями контрданса — ужасно…»

Но «самое очаровательное создание Петербурга» находится в этот момент на шестом месяце беременности!

Наталья Николаевна почти не выезжает и давно уже не танцует. «Послезавтра у нас большая карусель, — пишет еще в декабре Александрина Гончарова брату, — молодые люди самые модные и молодые особы самые красивые и очаровательные. Хочешь знать кто?… Прежде всего твои две прекрасные сестрицы, потому что третья… кое-как ковыляет».

Неведомый объект вожделения – далеко не первая женщина в жизни кавалергарда. Немногим ранее, Жорж писал гостящему в Сульце де Геккерну: «скажите брату, пусть покажет вам мое последнее пылкое увлечение, а вы напишите, хорош ли мой вкус…». На вкус Геккерна действительно можно полагаться. «Я забывал рассказать о Жюли, а она ведь должна вас интересовать, ибо вы один из давних ее обожателей». Жюли — ни больше, ни меньше, как Юлия Павловна Самойлова! Муза Карла Брюллова, персонаж многих его картин, в том числе «Последний день Помпеи» и «После бала»… А недавно д’Антес расстался с той, которую называл «Супругой». Считают, что под этим именем скрывалась ближайшая подруга русской императрицы, княгиня Бобринская.

Но теперь ветреный д’Антес тщательнейшим образом скрывает имя дамы, считает свое чувство «скверным», надеется «излечиться» к приезду барона…

Де Геккерн давно понял, о ком идет речь… И не гнева камер-юнкера Пушкина страшатся оба. А одного из самых влиятельных и близких к престолу фигур!

Нигде и никогда д’Антес не назовет ее имени!

Лишь раз их отношения, такие скрытые и такие явные, окажутся достоянием окружающих. «Идалия приходила вчера на минуту с мужем, — напишет Екатерина де Геккерн недоуменное письмо мужу, высланному за пределы России. — Она в отчаянии, что не простилась с тобой… Она не могла утешиться и плакала, как безумная»…

Только старинный бокал, подарок барона де Геккерна, сохранит в семье графа Строганова память о тех событиях. А ответное письмо сиятельного графа —  «… когда Ваш сын Жорж узнает, что этот бокал находится у меня, скажите ему, что дядя его, Строганов, сбережет его как память о благородном и лояльном поведении, которым отмечены последние месяцы его пребывания в России» — станет одной из загадок семейного архива д’Антесов.

Говорили, что ее красота не уступает прелести Натальи Николаевны… Гончаровы и Идалия Полетика – троюродные сестры. Рыжеволосая, зеленоглазая красавица, — незаконнорожденная дочь обер-шенка двора, «фаворита и покровителя» императрицы, блистательного графа Строганова.

Споры вокруг дуэли Пушкина с д’Антесом будут продолжаться бесконечно… Среди множества версий, неоднократно высказывалось и версия о международном заговоре. Ю.Н. Тынянов, например, считал, что заговор сложился на Венском конгрессе по предложению Меттерниха и Александра I; и целью его было обезглавить революционно-либеральное движение, физически уничтожая его вождей и глашатаев; помимо Пушкина жертвами стали Грибоедов, Полежаев, Лермонтов, гениальный французский математик Галуа…

Сложно себе представить подобное объединение монархов всех стран с целью ликвидации талантливых людей Европы. Никто из них не мог быть или стать политическим лидером. Пушкин не был вольнодумцем! В основном он разделял взгляды Николая I на внешнюю и внутреннюю политику, критикуя, как гражданин, некоторые ее аспекты. Свою роль глашатая он изложил еще в 1834 году в сказке о «Золотом петушке». Поэт, по его представлениям, всегда пророк. И до той поры, пока политические деятели прислушиваются к его голосу, в государстве царит мир и благоденствие.

Именно гражданская позиция Поэта, а не семейная драма лежит в основе конфликта «Пушкин –Геккерн».

Осенью 36-го над безоблачной петербургской жизнью Геккернов сгустились тучи.

«Как же это случилось, мой друг, что ты мог говорить о моих домашних делах с Геккерном как с посланником?  — напишет раздосадованный зять Николая I, будущий король Нидерландов Вильгельм II. — Он изложил все это в официальной депеше…» Отношения с представительством Нидерландов стали прохладными. Высочайшие неблаговоления посыпались и на д’Антеса. Молодой поручик, который, по мнению Данзаса, секунданта Пушкина, «пользовался очень хорошей репутацией и заслуживал ее вполне» в короткий срок получает больше служебных взысканий, чем за три предыдущих года. А после «усыновления» на балы в Аничков дворец его вообще не приглашают…

А тут еще и Пушкин отказал д’Антесу от дома.

Они были знакомы достаточно близко, и если не дружили, то относились друг к другу с симпатией. Александр Сергеевич считал кавалергарда человеком приятным и остроумным и от души смеялся над его каламбурами. Жорж был частым гостем в их доме, забавлял сестер Гончаровых. С лета 1836-го они встречаются у Карамзиных. И за Натальей Николаевной он, конечно, ухаживает. Но не обходит вниманием ни ее сестру Екатерину, ни других дам… В дневнике любой светской девице могло оказаться его имя. Он балагурит, поднимает веселые тосты… «Поведение вашего сына не выходило за пределы приличий», — черновик письма Пушкина к де Геккерну. Однако…

Ни Карамзины, ни Тургеневы, ни Пушкины  – не ультрафешенебли! Они не принадлежат к придворной касте вельмож, приближенных к трону, среди которых до самого возвращения де Геккерна, вращался Жорж д’Антес. Общество, которое с недавнего времени посещает блестящий кавалергард – карамзинская молодежь и талантливые поэты, писатели, музыканты и художники.

Чем привлек молодого француза этот интеллектуальный и отчасти либеральный русский кружок? Не по просьбе ли де Геккерна проводит в нем д’Антес чуть ли не каждый вечер?

Видимо, этот вопрос заинтересовал и Пушкина… Неожиданное «усыновление» будоражит общество. Ходят слухи, что д’Антес незаконнорожденный сын голландского короля! Выяснить реальную ситуацию несложно. Пушкин пользовался царской библиотекой, замечательно владел французским, читал на английском и немного на немецком. Вероятно тогда Поэт и понял, что пресловутое «усыновление» не законно, но целесообразно. И цель у него может быть только одна – политическая…

Прервав с семейством Геккернов все отношения, Пушкин обратился к царю — «…считаю своим долгом довести до сведения правительства и общества». О тайной аудиенции известно мало. Она состоялась 21-го ноября, разговор Николая I и Поэта длился более часа. Государь поблагодарил Пушкина и взял с него слово ничего не предпринимать. Сдержать слово Пушкин не смог…

После трагических событий оба монарха, настоящий и будущий, Николай  I и Вильгельм II, обсуждают в тайной переписке «Дело Геккерна». Разумеется, столкновение «Пушкин-Геккерн» для обоих лишь заключительный эпизод. Сильных мира сего интересует политика. Но Вильгельм станет королем только в 1841 году. И объяснить ситуацию вокруг Геккерна в данный момент он может лишь как недоразумение. К частному аспекту и сводится это дело. Дальнейшая миссия барона де Геккерна, в качестве посла, признается обеими сторонами невозможной. Правда, негативные отзывы о нем не помешают будущему королю Нидерландов  в 1845 году отправить барона во главе дипломатической службы в Вену – на ответственный пост, который тот будет занимать более тридцать лет.

Первый, ноябрьский вызов, д’Антес хотел принять немедленно. Но перепуганный посол и слышать об этом не хочет. Дуэли в России запрещены! И если под дулом великолепного стрелка Бог сохранит «сыну» жизнь, д’Антеса ожидает повешение. А нидерландского посланника — отставка, высылка, и как следствие, неминуемый конец карьеры!

Геккерн едет к Пушкину и, рыдая, просит его решить все без кровопролития. Пытается уговорить Наталью Николаевну написать д’Антесу письмо, умоляя не драться с мужем. Пушкин соглашается только на двухнедельную отсрочку. И мысли посла обращаются к влюбленной в Жоржа Екатерине Гончаровой…

О женитьбе Геккерны подумывали и ранее. Правда, невеста предполагалась гораздо более знатная и состоятельная. Мари Барятинская, например. Но в надвигающейся катастрофе некрасивая, почти тридцатилетняя, небогатая барышня – единственное спасение!

10 января 1837 года в Исаакиевском соборе состоялось венчание барона Георг Карла Геккерна и фрейлины Ее императорского Величества, девицы, Екатерины Гончаровой…

Геккерны пытались наладить отношения… Д’Антес приезжал со свадебным визитом. Пушкин его не принял. Он дважды писал ему. Письма вернулись нераспечатанными. На свадебном обеде у графа Строганова, на который Пушкин не мог не приехать, де Геккерн просил его изменить свои отношения на родственные. Пушкин не пожелал иметь никаких отношений между их домами…

Понять Поэта было невозможно…

Копию того письма, посланного барону в конце января 1837 года, д’Антес будет долго носить в кармане. И каждый, прочитавший его, качал головой. На этот раз выбора д’Антесу Поэт не оставил.

«… Дуэли мне уже недостаточно, и каков бы ни был ее исход, я не сочту себя достаточно отмщенным ни смертью вашего сына, ни его женитьбой, ни письмом, копию которого сохраню для моего личного употребления. Я хочу, чтобы вы дали себе труд и сами нашли достаточные основания для того, чтобы побудить меня не плюнуть вам в лицо, и чтобы уничтожить самый след этого жалкого дела…»

Что же хотел Пушкин? Вероятно, что бы оба Геккерна покинули Россию…

Убивать русского поэта, своего родственника, да и просто человека д’Антес не собирался. Это была его первая дуэль и… единственная. Для Пушкина она – 13-ая. Правда, все предыдущие были бескровными. Но при данных обстоятельствах отделаться выстрелами в воздух противники не могли. И д’Антес решил стрелять в ногу.

Данзас рассказывал, что не успел он махнуть фуражкой, как Поэт «в ту же секунду был у барьера». Д’Антес шел медленно, он успел сделать всего три шага. Доли секунд между третьим и четвертым – решили судьбу России. На лице противника д’Антес прочитал смертельный приговор и, спасая свою жизнь, нажал на курок. Пушкин сделал еще один шаг навстречу…

Никто никогда не узнает правды…

Поэт обещал «… обесчестить в глазах двора нашего и вашего…» — и почти все газеты мира осветили это событие! «Смерть отняла у государства, муз и поклонников поэтического таланта величайшего стихотворца России. … Супруга его стала предметом внимания некого молодого француза императорской гвардии…», — писала нидерландская пресса. И если монархи обеих стран и догадывались об истинной причине дуэли, то для подданных объяснением запутанной истории стала романтическая версия, запечатленная Пушкиным в письмах к послу. В тот месяц, когда раненный на дуэли д’Антес ожидал суда в Петропавловской крепости, «всевидящий высший свет» и составил на него весь компромат. Вспомнились и пылкие взгляды, и частые танцы, тосты и неудачные шутки… «… на одном балу он  т а к  скомпрометировал госпожу Пушкину своими взглядами…, что все ужаснулись…»

Он вернулся в Сульц… без чинов, наград и состояния, под другой фамилией, с беременной русской женой, зятя которой он только что убил на дуэли… Все теперь казалось ничтожным и мелким!

«…Д’Антес весьма соболезнует о бывшем с ним, но уверяет, что со времени его свадьбы он ни в чем не может себя обвинить», — писал Николаю I после их случайной встречи его брат, великий князь Михаил Павлович.

«…он с жаром оправдывался в моих обвинениях … показал копию страшного пушкинского письма и клялся в совершенной невинности. Всего более отвергал он малейшее отношение к Наталье Николаевне. … Он прибавил, что, оправдание может прийти только от г-жи Пушкиной; когда она успокоится, она, может быть, скажет, что я все сделал, чтобы их спасти, и если мне не удалось, то вина была не моя …», — письмо Андрея Карамзина, друга Пушкина, матери.

В те годы светское русское общество в большинстве своем было на стороне бывшего кавалергарда…

О карьере д’Антес больше не думал. Он тихо жил в родовом замке. Екатерина родила дочку, потом еще одну и еще. В каждой беременности чудился ей новый Жорж – сын, продолжатель рода! Моля о нем, ходила она босиком за пять километров в соседнее селение, к чудотворному образу Девы Марии.

Через 20 лет их сын совершит подвиг, который занесут в историю Мексиканской экспедиции под названием «дело при Котитлане». Его дальнейшая военная карьера – чудеса мужества и отваги. И Франция отметит молодого Жоржа д’Антеса орденом Почетного легиона.

Баронесса де Геккерн умерла осенью 1843-о года от послеродовой горячки. «Единственную вещь, которую я хочу, чтобы ты знал — это то, что тебя крепко люблю, и что в одном тебе все мое счастье!»

Барону Жоржу де Геккерну шел 31 год…

Можно было бы заново начать карьеру в иностранной армии, но брать в руки оружие он больше не собирался. Родная Франция по-прежнему под властью узурпатора и служить Луи-Филиппу, «королю-гражданину» – не в его принципах… Но разросшаяся семья живет на ренту старого Жозефа-Конрада! Жорж выставляет свою кандидатуру от оппозиции на выборах в палату депутатов. И, естественно, терпит поражение…

Все изменилось в феврале 1848-го! Как только до Сульца докатилась весть о свержении Луи-Филиппа, д’Антес заявил: «Если бы на выборах 1846 года мой мандат призвал меня в Париж, я бы помог совершить революцию!» И пожертвовал в ее поддержку значительную сумму. Его избирают в Учредительное собрание.

Париж гудит… Вооруженная толпа врывается в палату, где проходят прения! Выстрелы… Крики… Известная литография художника Бономе запечатлела это событие. На первом плане – Жорж де Геккерн-д’Антес под дулом пистолета, заслонивший своим телом пристава…

Будущий император Наполеон III высоко ценит дипломатический талант д’Антеса. В 1852 году он отправляет его с тайной миссией ко дворам Вены, Берлина и Петербурга. Второй империи  необходимо признание европейских монархов. Заручившись поддержкой Австрии и Пруссии, д’Антес встречается и с Николаем I. И хотя он persona non grata, русский царь нашел время для личной, почти дружеской встречи в Потсдаме.

Судьба наконец улыбнулась д’Антесу. Теперь он сенатор с приличным содержанием и мэр Сульца. А 1855 году растроганный де Геккерн напишет ему из Вены: «Были три императора и один молодой француз. Могущественный монарх изгнал его из своей страны в самый разгар зимы, в открытых санях, раненного! Два других государя решили отомстить за француза. Один назначил его сенатором в своем государстве, другой – пожаловал ему ленту большого креста! Вот история бывшего русского солдата, высланного за границу. Мы отмщены, Жорж!»

До конца жизни д’Антес не сойдет с политического олимпа.

Он будет принимать участие во внешней политике страны, отстаивать интересы Эльзаса и родного Сульца. Жители до сих пор считают его чуть ли не лучшим мэром за всю историю города. Он станет кавалером, а потом и командором ордена Почетного легиона…

Приемный отец, барон Луи де Геккерн, выйдет в отставку и приедет в Сульц. Он будет жить там, окруженный «детьми» и «внуками» вплоть до самой смерти, до 1884 года.

Жорж переживет его на 11 лет. На покое, под каштаном, посаженным в 1837-ом году в честь рождения первой дочери, он будет писать мемуары. Ему есть о чем писать! Но, если принять во внимание, что почти каждый, встречаясь с ним, считал своим долгом задать вопрос… писал он не о политике и не об Истории. Напрасно было бы искать в его записках разгадку тайны дуэли! Жорж д’Антес мог оставить только свой взгляд на те события. Вероятно, поэтому и не оставил! Сгорели в огне все его версии и оправдания… Об этом вот уже второй век пишут его потомки.